Дети второго сорта (расследование о жестоком обращении с детьми-сиротами в инфекционной больнице)

Перед тем, как войти в отделение, всех присутствующих заставили надеть одноразовые стерильные халаты и бахилы. После этого министр устроил Александру Хинштейну небольшую экскурсию, по дороге вводя его в курс дела.
- Три года назад это отделение было похоже на гнилушку, - признался Геннадий Гридасов. – И вот посмотрите, какой ремонт сейчас сделали. Большую часть пациентов с инфекционными заболеваниями кишечника везут именно сюда. А вот и заведующая отделением - Тамара Анатольевна Жилякова. К ней очередь занимают, чтобы попасть на прием. Она лечит сложнейшие формы гепатитов.
- Бывшая заведующая, - подчеркнула Тамара Жилякова.
В ответ на это министр только рукой махнул.
- Вот наша пострадавшая медсестра, - начала Жилякова, - Она после допроса потеряла ребенка.
Депутат и министр тут же просят женщину подробно рассказать о том, что случилось.
- Меня вызвали на допрос в следственный комитет Промышленного района, что на улице Калинина, - начала медсестра Ирина Рябова. – Там в холодном помещении, где я промерзла до костей, меня три часа допрашивали. Сначала все было гуманно, я только отвечала на вопросы. А потом зашел еще один следователь и, узнав, кто я, начал на меня кричать. Женщина-следователь упрекала меня, мол, какая я мать, когда так жестоко издеваюсь над детьми. У меня подскочило давление, стало плохо. После этого пришлось ехать в другой конец города домой. Добиралась два часа в общественном транспорте. А на следующий день давление поднялось еще больше, и я потеряла ребенка.
В эту страшную историю я поверила бы от начала до конца, если бы она не была опубликована двумя днями ранее в блоге главного редактора «Самарских известий» Виталия Папилкина. Он предсказывал, что группа поддержки Максима Карпухина обвинит кого-нибудь в убийстве ребенка одной из медсестер инфекционного отделения больницы им. Семашко. Так и случилось. «Крайним» назначили следственный комитет. Вряд ли Виталий Папилкин умеет предсказывать будущее, наверное, он просто знает заказчиков и исполнителей этой контркампании, которая развивается по всем правилам российского боевика.
Но заведующая Тамара Жилякова продолжала сгущать краски. Она сказала, что это был долгожданный ребенок медсестры Рябовой. -Она долго не могла забеременеть, мечтала о девочке. А тут такой прессинг, сплошные обвинения, - драматизировала ситуацию Жилякова. - Откуда такая ненависть к нам? - театрально вздыхала завотделением. – У нас у всех тут давление скачет после скандала, хоть всем коллективом уходи на больничный. Но кто тогда будет лечить детей?
В ответ присутствующие понимающе кивали.

Плюс один килограмм
- У нас лежал двухлетний мальчик из дома малютки, - не могла успокоиться Тамара Жилякова. - Ребенка мы вылечили и отправили обратно в учреждение, в нашей больнице его не только привели в порядок - ребенок даже прибавил в весе на один килограмм. А еще говорят, что мы жестоко с детьми обращаемся. У нас показатель детской смертности равен нулю. Мы всегда стараемся идти навстречу мамочкам. Но, поймите, у нас инфекционное отделение, здесь нельзя гулять по коридорам. У всех детей индивидуальная диета. Мало того, что мы снабжаем пациентов всеми необходимыми лекарствами, так еще даем препараты с собой. Да и родители иногда остаются у нас в день выписки до вечера, чтобы поужинать. А нас обвиняют в том, что мы изверги.
Когда комиссия, министр и депутат остановились возле процедурной, из кабинета неожиданно выпорхнул и сам виновник торжества - главврач Максим Карпухин. Вид у него был смиренный, а выражение лица обиженное, как и у Тамары Жиляковой и медсестры Ирины Рябовой.
- За что такие обвинения? – причитал Максим Карпухин. – Я подготовил целую стопку бумаг, где прописано, какие зарплаты у медперсонала. У нас тут люди работают на полторы ставки, поэтому медсестер не хватает. Вместо 35 медработников трудится 12.
- У вас есть замечательный защитник, - министр Геннадий Гридасов, - вступил в разговор Александр Хинштейн, который до этого только слушал. – Он за вас горой.
Выглядело все это так, словно народный избранник находился на деревенской свадьбе и сватал министра, рассказывая будущим родственникам, какой тот замечательный человек и вообще рубаха-парень.
После этого министр обратился к заведующей отделением, попросив, чтобы та успокоила и медперсонал, и главврача Карпухина, который вместе со всеми причитал и обижался на публикации в прессе.
- Постарайтесь без эмоций и истерик, - отрезал министр Гридасов. – Это сейчас ни к чему. Когда появится Астахов, говорите по существу и только, если вас спросят.

Побег из реанимации
Было слышно, как на лестнице переговаривались журналисты. Внезапно там появилась пожилая женщина с портретом девушки в руках. Она вдруг зарыдала, рассказывая о том, что ее дочь умерла в больнице им. Семашко при родах. Что конкретно случилось, ей никто не объяснил. По словам женщины, врачи заявили, что смерть наступила из-за внутриутробной инфекции.
- Разберемся! – по-президентски отчеканил Максим Карпухин. – Поднимем медицинскую карту и разберемся!
Голос у него был такой бодрый и звонкий, словно и не был он в реанимации, не было мучительных ночей, которые обычно проводят больные в этом отделении.
- Вы слишком долго разбираетесь, - атаковала Карпухина убитая горем мать. – Если вас не привлекут к уголовной ответственности, я сама вас всех здесь поубиваю.
Присутствующие врачи отреагировали мгновенно, предупредив женщину о том, чтобы она не делала таких резких заявлений на публику.
В этот момент на лестнице появился Павел Астахов. Увидев главного врача Максима Карпухина в добром здравии, он спросил:
- Вы же в реанимации?
- Я убежал из отделения под расписку, чтобы встретить вас, - бодро отрапортовал Максим Карпухин, словно перед ним стоял командующий армией, а не детский омбудсмен. – У меня давление 160. Но работа в первую очередь.
- Меня не волнует ваше здоровье, - предупредил главврача Астахов. – Пойдемте разбираться.

Без меня меня судили
Это кажется странным и абсолютно нелогичным, но Елену Корневу, которая и пожаловалась в Росздравнадзор на поведение медсестер больницы им. Семашко, на встречу с детским омбудсменом никто не пригласил. Впрочем, было и так ясно, что в этой театрализованной постановке никакой роли ей не отвели.
- Если честно, я не удивлена тем, что меня не пригласили, - призналась Корнева «Самарским известиям». - Им это просто не нужно. Судя по новостным лентам, в которых говорится о том, что Астахов не собирался ехать в Семашко, его визит долго скрывали. Может быть, боялись, что придут такие же люди, как та женщина, у которой погибла дочь в роддоме больницы №2. Что касается самого расследования, вчера меня снова вызвали для дачи показаний в следственный комитет. На этот раз приезжал специалист из Москвы. Он заявил: «Мы же здесь, а значит, все будет хорошо, правда, я пока ничего не могу вам обещать». Я искренне радуюсь тому, что в деле есть подвижки. Наконец-то персонал больницы будет, по крайней мере, бояться издеваться над беззащитными сиротами. На сайте «Сердитый гражданин» изменился статус моей жалобы: «Проблема решена». Но на самом деле, до окончательного решения еще далеко. В комментариях к моей записи появились совершенно дикие вещи: мол, мы сами накажем медсестер, которые издевались над детьми, например, подбросим взрывчатку в окно. Поверьте, я добивалась совсем не этого. Я хотела, чтобы власти обратили внимание на проблему и не прошли мимо. Чтобы дети не оставались одни в своих палатах. Я искренне верю в объективность сотрудников правоохранительных органов. Их представители разговаривают со мной так же сухо и жестко, как и с медсестрами, и я прекрасно понимаю этих людей. Это их работа. С одной стороны, лично мне было неприятно, что медсестры, на которых заведено уголовное дело, вернулись к работе. Тем не менее, я полностью согласна с тем, что следователи сначала должны во всем разобраться. Я сделаю все, что от меня потребуется. Буду свидетельствовать. Самое отвратительное - это то, что власти закрывают глаза на происходящее. Общественность шокирована. В деле есть свидетели, которые дали те же показания, что и я. Правда, нашлись и люди, которые заявили: мол, мы сидели в своих палатах и следили только за своими детьми, так что ничего не можем сказать про отношение к сиротам. Я думаю, что они просто боятся.

Он такой один
Павел Астахов – харизматичный, обаятельный и при этом довольно жесткий общественный деятель. Это признали все, как только он появился в больнице им. Семашко. Отчитывая Карпухина, он внезапно обращает внимание на то, как радостно ему поддакивает и кивает заведующая детским инфекционным отделением Тамара Жилякова:
- Я очень уважаю и люблю врачей. Почему вы качаете головой? Вы меня очень хорошо знаете или что?
Пауза.
- Мы с вами первый раз видимся. Пожалуйста, давайте без эмоций, - просит Жилякову Астахов, - У меня их тоже очень много. Я хорошо знаю закон, в котором написано все, что должен делать врач. Как бы он ни уставал. А врач обязан уважать своего пациента, тем более, если это маленький, беззащитный ребенок. Вы думаете, что, например, в Астрахани легче? - омбудсмен обращается уже к главврачу Максиму Карпухину. - Это многонациональная область. Там трудится врач-кардиолог Тарасов, и у него стопроцентная укомплектованность персоналом. Он во время своего отпуска ездит на стажировки, ищет новых людей, приглашает, выбивает им все, понимаете? Вы же молодой и активный главврач. Нужно трясти всех: и депутатов, и уполномоченного. Вы спасаете людей. Вы должны не просить, а требовать.
Чтобы хоть как-то снизить накал страстей, к разговору подключается министр здравоохранения Геннадий Гридасов:
- Когда больница №2 стала собственностью области, мы в первую очередь выделили деньги на ремонт клиники, на то, чтобы создать условия для работы персонала. Детское инфекционное отделение больницы имени Семашко - единственное в городе, работающее по профилю кишечных инфекций, оно уникально в своем роде.
- Хорошо, - перебивает его Астахов, - у меня возник вопрос к этической комиссии. У нас здесь есть ее представители?
Снова повисла пауза.
- Почему они не пришли? – спрашивает омбудсмен.
Присутствующие молчат.
- В последние два дня они очень активизировались, - заметил Астахов, - Такое ощущение, что чем больше времени проходит с начала этого конфликта, тем чаще всплывает вопрос, а был ли мальчик вообще? Где раньше была этическая комиссия? Почему медсестра считает, что, если ребенок - сирота, значит, с ним можно так обращаться? Если он двухгодовалый или годовалый, значит, он ответить не может? Если он ВИЧ-инфицированный к тому же, значит, нужно к нему так относиться?

Выход «на бис»
Как только Павел Астахов сделал паузу, чтобы перевести дыхание, в толпе появился молодой человек. Журналисты сразу же узнали в нем адвоката партии «Справедливая Россия» Павла Афанасьева.
Для большинства выход Афанасьева на «сцену» ничего не говорил, но в толпе зашептали: «Депутат Колычев его сюда прислал - племянника спасать…» .
- У этой женщины погиб ребенок, - начал Афанасьев. Неизвестно, знал ли он о том, что Ирина Рябова уже рассказывала эту историю Хинштейну и Гридасову. Но не это главное. Важно, что теперь это слышит омбудсмен.
Медсестра Рябова с подачи адвоката Афанасьева еще раз пересказала подробности своей трагедии.
- Я искренне вам сочувствую, - сказал Павел Астахов. - Но на каждую угрозу, как и на любое незаконное действие, надо реагировать адекватно. Если на вас кричали, если вас унижали, оскорбляли, нужно написать жалобу, как говорит вам адвокат. И то же самое касается того, в чем обвиняют вас по отношению к сиротам. Если было допущено с вашей стороны некорректное, неуважительное поведение, какие-то высказывания (мы же все - взрослые люди), и если это было, надо признаться в этом. Тем более, что вы уже частично признали эти факты. Теперь вы говорите, что мама, написавшая жалобу, вступила в конфликт с персоналом. Вы решили: раз эта мама такая конфликтная, мы в суд на нее подадим. Вы - люди в белых халатах, вы - врачи. Она что, денег вам должна или делила с вами наследство? У вас не должно быть с ней никаких личных отношений. Она - пациент, вы - медицинский персонал, не более.

Слово врачам больницы им. Семашко
И хотя Корневой в клинике не было, присутствующие только о ней и говорили:
- Мы пытались до нее донести, что ей не надо подходить к этим детям, потому что она является источником инфекции для них, - объясняла позицию медиков Ирина Рябова, - То есть, ребенок с другим диагнозом, и мама представляет угрозу для их здоровья. Но она нам отвечала: «Нет, вы жестокие, почему я не могу к нему подойти, мне его жалко». Корнева постоянно пыталась его кормить.
- А почему она пыталась его кормить, почему подходила к нему? – спросил Астахов.
- Потому, что ей казалось, что он голодный. У малыша была специальная диета, специфическое медицинское лечение и дробное питание. Ребенок всегда был накормленный, и я не лишала сироту положенной ему еды. Он вернулся в дом ребенка с прибавкой в весе, так о каком голоде идет речь?
- Послушайте: любой конфликт должен быть не только разрешен в конечном итоге, но также должны быть исследованы причины этого конфликта. Пусть в этом разбираются следственные органы. Если они делают это некорректно, значит, давайте спросим с них. Я вам обещаю: с этим руководителем отдела, которая пришла и так себя вела, мы будем разбираться отдельно. Мы знаем, что у нас правоохранители иногда не защищают людей, а наоборот, калечат. Но это все равно не избавляет вас от всей процедуры: надо ходить, давать показания. Я почти двадцать лет проработал адвокатом. Вы что, хотите сказать, что я только виновных защищал всегда? Я и невиновных людей защищал. Они приходили и теряли все: и имущество, и близких, и здоровье. Но есть процедура. Если так случилось, что заведено уголовное дело, что делать дальше? Ходите, защищайтесь. Нужно разобраться, кто виноват, а кто нет, и что было с ребенком на самом деле. Изначально сказали, что мама конфликтная. Почему мама конфликтная? Чем ее так не устроила больница, что она написала жалобу?
- Она написала эту жалобу от обиды, - в один голос начали главврач Карпухин и медсестра Рябова. - Ее помощь по уходу за ребенком не приняли. Ей просто стало обидно. Сама она осталась довольна лечением, которое мы оказали ее сыну. Публикация жалобы в Интернете появилась через 15 дней после ее выписки. Почему она не опубликовала ее сразу? Вопрос второй: если ты находишься здесь на лечении, нужно помнить, что есть заведующая отделением и главный врач. Телефоны горячей линии всегда доступны для пациентов. И мой личный телефон, и телефон министра здравоохранения. Я всегда на своем рабочем месте, и еще ни одному человеку не отказывал в приеме, - пояснил Карпухин.
- То есть, вы хотите сейчас спрашивать с пациента, чтобы он звонил и жаловался? – недоумевал Астахов, - Нет, подождите: вы не всегда звоните в минздрав и не всегда выбиваете новые ставки, повышение зарплат и не занимаетесь поиском новых сотрудников. Вы говорите: мы просим. А пациенту, в свою очередь, отвечаете: вот, иди и звони по этим телефонам.
- Нет, просто разумнее было бы задать вопрос сначала администрации больницы, и, не услышав от них ответа, понятно было бы идти выше. Более того, мы не можем быть до конца уверены, что мама действовала из каких-то гуманных побуждений, - говорил Карпухин, - Да, она увидела одинокого ребенка, и понятно, что его жалко. Любой нормальный человек будет его жалеть.
- Хорошо, - соглашается омбудсмен. - Тогда объясните мне такую простую вещь: вот, пришел мой представитель, и первое, на что он натыкается у входа, ведро с окурками. А вы даже не можете объяснить, почему на территории вашей больницы, прямо возле входа в детское отделение, нарушается Федеральный закон о запрете курения.
- Они курили и будут курить. Это все мамы, которые лежат здесь со своими детьми. (Любопытный факт: после своего первого визита в больницу им. Семашко корреспондент «Самарских известий» попросил сигарету у медсестер, которые стояли тут же у входа. Медработники не отказали - прим. авт.). У них всегда первый вопрос таков: «Где можно покурить?» Сейчас там стоит урна, не для окурков, а для мусора. Пока что мы не имеем юридического права штрафовать курильщиков. С 1 января 2014 года закон вступит в силу, и мы примем необходимые меры. Хочу добавить, что, несмотря на все замечания, которые нам были сделаны, дети вернулись в дома ребенка поправившимися, без следов насилия и опрелостей.
- Никто не говорит, что они должны быть избитыми, худыми, изможденными и истощенными. Меня интересует, почему Ваня оставался один всю ночь в крыле, из которого съехало все отделение, без присмотра?
- Он там не оставался один. Его на следующий день выписали. Чтобы не создать ребенку психологическую травму из-за смены обстановки, мы оставили его ночевать там, где он прожил две недели. Рядом был сестринский кабинет, - оправдывались врачи.
- Вот здесь показания и расходятся, - подчеркнул Астахов, - Мы не будем устраивать очных ставок. Это прерогатива следствия. В любом случае, за некорректное поведение, за нарушение закона ответит каждый. И следователи, и медперсонал, и заявитель. Если вы считаете, что Корнева пожаловалась из каких-то личных побуждений, в этом должно разобраться следствие. Я считаю, что возбуждение уголовного дела - не трагедия. Наоборот, если бы его не было, невозможно было бы разобраться, кто прав, а кто виноват. Отнеситесь к ситуации спокойно и отстаивайте свою позицию, если вы считаете, что правда на вашей стороне. Следствие сделает выводы. Блоги, Интернет, средства массовой информации и «Живые журналы» - это не место выяснения отношений в рамках уголовного дела. Это выясняется именно в кабинете следователя. Что касается остальных обсуждений проблемы, мы живем не в вакууме. Если это вылилось в общественное пространство, это должно обсуждаться. У каждого есть своя правда, и каждый должен ее отстаивать. Но есть вещи, которые понятны всем, кто здесь присутствует. Когда говорят о том, что медработники не уважают права пациента, все сразу охотно верят. Все когда-либо сталкивались с этим, так ведь? Пора уже, наконец, перестраивать сознание. Мы забываем, что есть закон, который создан для того, чтобы всех уравнивать. Мы здесь, чтобы объективно оценить ситуацию, а не устраивать показательную порку врачам.

- Тогда объясните, почему конфликт выплеснулся в общественное пространство, в то время как следствие еще не закончено? Почему пришел корреспондент, который посмел всех нас оскорбить? - спрашивает Тамара Жилякова
- Я еще раз говорю. Коллеги, вы заблуждаетесь, - начал успокаивать присутствующих Астахов, - Вы сейчас становитесь на позицию судей, которые раньше говорили: как это так - вы давите на нас, обсуждаете в средствах массовой информации еще не рассмотренное дело! Друзья мои, уже давным-давно существует решение Европейского суда, суд не работает в вакууме. СМИ должны, могут и будут обсуждать такие проблемы. Так же, как и у вас, есть профессиональная этика, есть медицинская тайна, у журналистов есть свобода слова и информации. Мы все должны договариваться о соблюдении закона и баланса интересов.