Снова о детских конкурсах красоты

Стоит обратить внимание на то, что название «конкурс красоты» само по себе является катахрезой, то есть искусственным сочленением слов с несовместимым лексическим значением.

Конкурс – это процедура выявления лучшего из числа соискателей. Подобная процедура должна предусматривать какие-то формальные критерии. Даже если всё сводится к выставлению оценок членами жюри, предполагается, что их оценки в принципе сопоставимы, ведь потом они будут суммироваться или усредняться. Такая сопоставимость возможна лишь в том случае, если то, что оценивается, обладает определенными объективными свойствами. Объективный значит «существующий вне нашего восприятия». И как бы восприятие не было искажено нашими субъективными предпочтениями, мы, давая свою оценку, так или иначе, соотносимся с этой предстоящей нам объективностью. И жюри – то есть некоторое множество судей – необходимо именно для того, чтобы усредненная оценка позволила максимально снять субъективные искажения и приблизиться к объективному положению дел.

Между тем красота не является объективной характеристикой. Хотя эстетическое чувство (то есть способность к эстетическому суждению) есть практически у каждого человека, эстетическая оценка (то есть само суждение) сугубо индивидуальна. Как говорит пословица «о вкусах не спорят», или ещё: «на вкус и цвет товарищей нет». Понятие красоты необходимо для полноценного формирования личности; человека, для которого нет ничего прекрасного, сложно назвать человеком. Не случайно красота является одной из фундаментальных категорий, наравне с истиной и добром. Однако содержание этого понятия характеризует не столько окружающий мир (объекты реальности), сколько нас самих: то, от чего мы можем получать эстетическое удовольствие, определяется свойствами нашей личности, нашей внутренней культурой. Поэтому диапазон того, что может считаться красивым, предельно широк. Различные культуры, эпохи и человеческие сообщества могут иметь различное представление о красоте.

В классической культуре красота соотносится с гармонией, то есть некоторой стройностью и упорядоченностью, обеспечивающими единство в многообразии. Чувство прекрасного, таким образом, есть способность «выхватить» эту гармонию из фактуры окружающей нас реальности. Когда упорядоченность задумывается человеком, то она и реализуется, закладывается в продукт его труда (произведение) однозначным, конкретным образом, и извлекается из него другими людьми также, как правило, унифицировано. Но когда человек обращается к тому, что не создано его руками, находя гармонию в природе, в другом человеке, или даже к творениям человека, воспроизводящем нечто, что от него не зависит ( таковы созданные человеком изображения природы или других людей), то открывается практически бесконечное множество вариантов единства в многообразии и, соответственно, способов обнаружить гармонию и прийти к переживанию красоты. Красота никак не может быть уложена в формулу, определение, шаблон; настоящая красота не может быть ранжирована.

Это означает, что по своей природе красота (и как частный случай – женская красота) не совместима с конкурсной процедурой. Так называемые конкурсы красоты к собственно красоте отношения не имеют. Если на них что-то и оценивается, то это – не красота.

Об этом, кстати, знают (или догадываются) все участники процесса. Победительница конкурса красоты, хоть СМИ её иногда и именуют первой красавицей, прекрасно понимает, что она отнюдь не самая красивая в регионе, образующем её титул. Никто не дерзнет вопросить вслед за мачехой царевны из сказки Пушкина: «я ль на свете всех милее, всех румяней и белее»? Да и зеркальца, способного дать нелицеприятный ответ, как мы уже выяснили, не существует.

В истории конкурсов красоты зарегистрированы прецеденты, когда участницы должны были продемонстрировать своё соответствие некоему набору идеальных параметров: в 1904 году во Франции вырезали трафарет женской фигуры, в который предлагалось поместиться участницам конкурса. Но этот ход оказался неудачным. Участницам мешала одежда, а раздеваться полностью тогда ещё считалось недопустимым. Сегодня дефиле в бикини – непременная составляющая всех конкурсов красоты, но в то же время кандидатки в первые красавицы выходят на сцену и в платье. С помощью платья, макияжа и прически создаётся некий образ; именно этот образ и является объектом, выставляемым на конкурс.

Если мы, конечно, воспринимаем конкурсную ситуацию всерьёз. Довольно распространено мнение, что победительница конкурса красоты определяется заранее, и её выбор – есть результат определённых коммерческих соглашений. Удивляться подобному не приходится. Конкурс красоты – коммерческий проект, и при отсутствии гарантий объективности торговля титулом первой красавицы является закономерным итогом.

Но всё же рассмотрим ситуацию, абстрагируясь от коррупции. Итак, участницы конкурса создают некий образ, подлежащий оценке. То, как они двигаются на сцене, повороты, позы – всё должно работать на этот образ. Цельность образа заслуживает более высоких баллов. И тут мы подходим к вопросу: а что это за образ?

Русская пословица говорит «встречают по одежке, а провожают по уму». Одежда (сюда же можно включить и макияж, и прическу, и дежурную улыбку) создаёт первое, яркое впечатление, но человек заведомо больше этого впечатления. За внешним фасадом скрывается наша душа, и смысл встречи с человеком - это как раз раскрытие того, что не видно с первого взгляда; и только с опорой на это знание, не дающееся сразу, возможно понимание другого и подлинное общение с ним. Внешность, конечно, также есть часть нашей личности, но – только часть, важная, но не главная.

На конкурсе красоты никого не интересует, что представляет собой та или иная участница. Иногда в программу вставляется какой-нибудь «интеллектуальный» элемент, но в любом случае это не выходит за рамки игры, рассчитанной исключительно на сценический, визуальный эффект от претендентки. То есть оценивается лишь способность производить впечатление. Всё остальное в рамках логики конкурса значения не имеет. В результате у участниц происходит сдвиг в самооценке: на первый план выходят качества, работающие на создание первого («блестящего») впечатления, а те стороны личности, которые в идеале должны представлять наибольшую ценность, оказываются в пренебрежении (ведь они не нужны для победы). Достаточно какое-то время покрутиться в конкурсной атмосфере, чтобы это неправильное ранжирование личной ценностей закрепилось, и таких жертв конкурсов красоты достаточно много. Не умея отделять подлинное от напускного, живя по законам подиума, они оказываются в итоге дезориентированы и выброшены на обочину жизни.

Образ, который мы создаём, есть наше отражение в восприятии другого. В процессе создания образа участвует вся наша личность, начиная с внешних характеристик, кончая качествами души. Чем дольше длится контакт (коммуникация), тем более глубинные слои души раскрываются, делая наш образ более уникальным и не давая нас перепутать с кем-нибудь другим. Но когда всё ограничивается лишь внешностью, да к тому же профессионально «приглаженной», уникальности просто негде возникнуть. Участницы конкурсов красоты оказываются похожими друг на друга как близкие родственницы. Разнообразие вносят разве что специфические национальные черты. Свою роль играет и распространение своеобразной «моды на красоту». Модельный бизнес и строящаяся вокруг него индустрия конкурсов тиражируют образцы для подражания, которыми являются королевы красоты прошлых лет и профессиональные топ-модели. В результате складывается некий канон, которому должна в какой-то степени соответствовать каждая участница. Срабатывает парадокс, обычный для мира моды: следуя моде, желающий выделиться из массы и оказаться самым-самым, утрачивает индивидуальные черты и приобретает типовые.

Это ещё больше подчеркивается распространённой практикой выпускать участниц конкурса на сцену под номерами. Казалось бы, а что тут такого – ведь спортсмены также соревнуются, выступая под номерами. Номера символизируют соревновательный дух. Но, если задуматься: а для чего нужны номера спортсменам? Для того чтобы быть узнаваемыми издалека. Одинаковая спортивная форма лишает индивидуальности, и, чтобы её вернуть, используютсяномера. Т.е. номера возвращают нам личность из массы. В случае с конкурсом красоты нумерация участниц, наоборот, есть способ избавления от личности. Номер заменяет имя участницы. И члены жюри и зрители избавляются от необходимости хранить в памяти дополнительную информацию о человеке. Мнемонические связи разрываются: человек лишается прошлого, его оценивают вне связи с тем, что он собой представляет, вне связи с тем, что было известно о нём раньше. Оценивается лишь сиюмоментное ощущение от человека. Номера подчеркивают, что требуется лишь поверхностное восприятие, а всё, что сверх этого, противоречит правилам игры.

Сложившиеся каноны конкурсов красоты заданы исходной установкой: конкурс – это аттракцион, позволяющий мужчинам смотреть на красивых женщин. Отсюда тот привкус сексуальности, что неизбежно присутствует на всех таких конкурсах. Образ, демонстрируемый участницами, представляет собой послание, адресованное мужчинам, призванное их очаровать и увлечь. Движения, жесты и улыбки – это, если можно так сказать, соблазнение в рамках приличий. Приличия со временем становятся всё условней, а эротичность конкурсов – более откровенной.

Сегодняшняя популярность конкурсов красоты во многом обусловлена культурным сдвигом, в результате которого традиционные ценностные установки оказались утраченными. Прежде всего, это касается прекрасной половины человечества. Современная женщина уверена, что она должна быть привлекательной, то есть, если раскрыть смысл этого слова – привлекать внимание мужчин. Просто обязана. Этой цели посвящены её действия по подбору гардероба, ежедневный макияж, посещение парикмахеров. Привлекательность стала синонимом женственности, то есть считается чуть ли не главным качеством женщины. Ещё один синоним – «хорошо выглядеть». Хорошо – значит привлекательно. В современной культуре подобные смысловые связки являются настолько прочными, что кажутся естественным порядком вещей.

Отсюда - значимость конкурсов красоты для многих женщин. Участие в таком конкурсе в их восприятии представляется реализацией сущности женской природы, наиболее адекватным раскрытием назначения женщины. Участвовать, а тем более победить в конкурсе красоты означает для них максимум самореализации. Приз, возможные коммерческие перспективы, профессиональная карьера на этом фоне уже не имеют существенного значения. Именно этим объясняется та легкость, с которой участницы конкурсов разменивают своё будущее на сверкающую мишуру этого аттракциона. Конкурс становится соревнованием не за «красоту», о которой можно лишь спорить, а борьбой за звание самой-самой из женщин.

Но конкурсы красоты – не только следствие кризиса ценностей, но и инструмент, подпитывающий присутствие ложных ценностей в современной культуре. Подобные конкурсы являются хорошим информационным поводом, чтобы напомнить женщинам, к чему они должны стремиться по мысли тех, кто управляет процессом.

Эта идеологическая накачка мотивирована экономическими интересами фэшн-бизнеса. Мода как индустрия поддерживается готовностью покупателя переплачивать за товар только потому, что он позиционируется как модный. В массовое сознание инспирирована связка, что выглядеть модно значит «хорошо выглядеть». Работает семантическая цепочка: женщина хочет хорошо выглядеть; чтобы хорошо выглядеть, надо соответствовать моде; а поскольку мода непрерывно обновляется, требуется практически непрерывный процесс покупок. Место конкурсов красоты – в самом начале этой цепочки: они дают образец, что значит «хорошо выглядеть», заставляя женщин корректировать свою текущую самооценку.

Естественно, бизнес стремится использовать конкурсы как инструмент стимулирования как можно шире. Для этого проводятся разветвлённые региональные конкурсы: там, где есть достаточно ёмкий рынок модных товаров, обязательно будет проводиться и местный конкурс красоты. Этим же объясняется стремление охватить конкурсами красоты и детскую аудиторию: таким образом мотивирующее значение конкурсов распространяется и на группу детских товаров.

В результате детские конкурсы красоты выполняют роль щупалец фэшн-бизнеса: они должны захватить ребёнка как можно раньше, чтобы жертва, будучи ещё маленькой девочкой, уже включилась в создание образов в соответствии с действующими стандартами привлекательности – это даст и сиюминутную экономическую выгоду, и обеспечит дополнительный доход от жертвы в дальнейшем. Конкурсы красоты обрушивают на ребёнка стереотипы взрослого поведения, выстроенного на основании ложной системы ценностей, что разрушает естественную нравственность мира детства. Ещё не став личностями, маленькие девочки начинают оценивать себя, исходя исключительно из внешних параметров, а это чревато развитием духовной и даже душевной слепоты. Так формируются будущие потребители, закрепляется инфантилизм, взращивается эгоизм.

Другая опасность: конкурсы заставляют детей имитировать сексуальное поведение, поскольку эротизм заложен в стандарт привлекательности. Внешняя сторона не только становится фокусом самооценки, она ещё и копируется с сексуализированной модели «взрослой» женщины. Маленькие девочки научаются, что быть красивой это значит пользоваться косметикой, носить одежду определенного вида, ходить специальной походкой, владеть гримасками и ужимками… В результате девочки выталкиваются из детского мировосприятия ещё до того, как их подобное социальное поведение может быть мотивировано физиологически. Это психологически их травмирует, а также стимулирует неоправданно раннюю эротизацию. На языке нравственности это называется развращением. И, являясь, площадками развращения, детские конкурсы неизбежно будут привлекать извращенцев: фактически, любое подобное мероприятие выглядит как зрелище, адресованное педофилам.

Можно сделать однозначный вывод, что детские конкурсы красоты подрывают нравственные основы общества, провоцируя детей на недетское поведение (т.е. лишая их чистоты детства); закладывают диспропорции в личностном развитии; дезориентируют девочек, извращая персональную систему приоритетов и ценностей, что губительно скажется на будущем всего общества, поскольку конкурсами закладывается прирост женщин, не способных быть супругами и матерями в формате исторической российской (русской) культуры.

Развитие индустрии детских конкурсов красоты объясняется уже значительной поврежденностью актуальной «взрослой» культуры. Детей на конкурс приводят родители. То есть родители сами живут в мире, где женский успех (под ним надо понимать публичную деятельность по привлечению мужского внимания) является безусловной ценностью, его стяжание считается достойной задачей для женщины, а способность к такому успеху – важнейшей характеристикой женщины. И находясь в таком мире, родители стремятся приобщить к нему своих детей. Исторически эффект накапливается. Смена поколений приводит к очевидным культурным разрушениям. Сегодня вопрос стоит уже крайне остро: мы подходим к точке полной утраты исторической культурной матрицы, то есть к потере нашей культурной идентичности.