ПИТЕР ГРЕЙ (PETER GRAY) | 27 МАЯ 2015 Г.
Традиционно игра и учеба воспринимаются как вещи противоположные, однако, если задуматься, они тесно связаны друг с другом. Более того, игра сама по себе является обучением. Сегодня детей все больше ограничивают в играх, увеличивая количество школьных занятий, кружков и секций. Почему это не идет им на пользу и чем грозит в будущем, рассуждает психолог, профессор Бостонского колледжа Питер Грей (Peter Gray).
Мое детство пришлось на 1950-е годы. Тогда я получил два образования: первое – это традиционная школа (она отнимала у меня гораздо меньше времени, чем у современных детей), второе – это так называемая “школа охотников и собирателей”. Каждый день после занятий мы с друзьями встречались во дворе и играли до темноты, все выходные, все каникулы напролет.
Все мы были разного возраста, и у нас было время на всё: мы успевали изучить окружающий мир, заскучать и придумать лекарство от скуки, попасть в переделку и выпутаться из нее, мечтать, заниматься своими хобби, читать комиксы и книги не из школьной программы.
То, чему я научился за этот период “охоты и собирательства”, во взрослом возрасте оказалось гораздо полезнее школьных знаний. Думаю, мои друзья такого же мнения.
Но в последние 50 лет детей старательно пытаются ограничить в играх. Говард Чудакофф (Howard Chudacoff) в своей книге «Дети за игрой: американская история» (2007) описывает первую половину XX века как золотой век игровой свободы. К 1900 году детский труд стал использоваться гораздо меньше, и у детей появилось много свободного времени.
Однако примерно с 1960-х годов взрослые начали потихоньку ограничивать эту свободу, увеличивая время, которое дети должны проводить в школе и за уроками.
Более того, у детей стали отнимать свободу и за пределами школы. На смену уличным играм и хобби пришли спортивные секции и кружки, в которых правят взрослые. Родители стали больше переживать за детей и перестали их отпускать играть со сверстниками без присмотра. Конечно, у всех этих изменений свои причины, но в результате у детей почти не осталось возможности играть и изучать мир самостоятельно.
Ограничение игровой свободы привело к росту детских психических расстройств. В США уже более 60 лет проводятся медицинские опросы на определение тревожности и депрессии у школьников. Анализ результатов показывает стабильное увеличение количества таких расстройств. С 50-х годов их число выросло в 5-8 раз. Количество самоубийств у детей в возрасте от 15 до 24 лет увеличилось более, чем в 2 раза, а в возрасте до 15 лет – в 4 раза.
Ограничения в играх привели также к снижению уровня эмпатии и развитию нарциссизма. Оба этих параметра измеряли у американских школьников с помощью стандартных тестов с 1970-х годов. Эмпатия – это способность и желание взглянуть на ситуацию глазами другого человека, испытать то, что чувствует другой. Нарциссизм связан с раздутым себялюбием, которое усугубляется безразличием к другим и неспособностью выстраивать эмоциональные связи.
Отсутствие эмпатии и нарциссизм – прямое следствие ограничений в социальных играх. Дети не усваивают социальные навыки и ценности в школе, поскольку школа – это авторитарная среда, стимулирующая конкуренцию, а не кооперацию.
Учеба и игра – вполне естественное противопоставление. Традиционно считается, что учатся дети в школе, а игра – это отдых от учебы. Но есть и альтернативный взгляд: игра – это и есть обучение. Играя, дети усваивают важнейшие жизненные уроки, которым не научат в школе.
Почему все детеныши млекопитающих играют? Зачем они тратят на игры свою энергию и даже порой подвергают себя смертельной опасности? Этим вопросом задаются психологи-эволюционисты.
Первым, кто взглянул на проблему с точки зрения теории Дарвина, был немецкий философ и психолог Карл Грос (Karl Groos). В книге “Игры животных” (1898) он утверждает, что игра возникла в процессе естественного отбора как средство для тренировки навыков, необходимых для выживания и продолжения рода.
Эта теория игры объясняет, почему молодые животные играют больше, чем взрослые (им большему нужно учиться), и почему те животные, которые в меньшей степени зависят от суровых законов природы и в большей от своих навыков, играют больше всех.
Вторая книга Гроса называется “Игры людей” (1901). Ученый отмечает, что людям приходится учиться гораздо большему числу вещей, нежели животным. Кроме того, человек усваивает не только общевидовые навыки (такие как прямохождение, бег), но и специфические, зависящие от культуры (например, стрельба или скотоводство). Поэтому человек – самый играющий из биологических видов.
До развития земледелия, примерно 10 000 лет назад, все люди были собирателями и охотниками. Отдельные представители этой культуры встречаются и поныне, вызывая большой интерес у антропологов. Собиратели и охотники, которых сегодня можно встретить на 3 континентах, не ограничивают своих детей в играх.
С 4 лет и до подросткового возраста (когда они по собственной воле берут на себя взрослые обязанности) дети могут играть хоть целыми днями. Мальчики, например, постоянно играют в преследование и охоту, а девочки ищут съедобные корешки. Дети в играх готовят еду, строят дом, создают предметы, типичные для их культуры. В играх они спорят, подражая взрослым, исполняют традиционные танцы и песни, а также придумывают свои.
Маленьким детям разрешается играть с опасными предметами, например, с ножом или огнем, иначе как они научатся с ними обращаться? Все это происходит не по инициативе взрослых, а по желанию самих детей. Им весело играть в такие игры, а многовековой естественный отбор определяет выбор игр, которые помогут приобрести полезные в жизни навыки и знания.
Правительство хочет, чтобы школы лучше готовили детей к будущей жизни. Но как? Нам нужны специалисты по запоминанию правильных ответов? Или все-таки инициативные люди, которые ставят новые вопросы, находят новые ответы, критически и творчески мыслят? Современные школы не учат этим навыкам.
Уже около 20 лет США, Англия и Австралия пытаются перенять модель образования, существующую в Японии, Китае и Южной Корее. В этих странах дети больше времени проводят в школе и в итоге лучше сдают международные тесты.
Однако все почему-то забывают, что эту модель уже многие признали провалом. Выпускники прекрасно сдают тесты, но при этом не умеют творчески мыслить, у них нет настоящей тяги к знаниям. Поскольку дети тратят почти все свое время на учебу, у них почти нет возможности проявить свое творчество, инициативу, развить физические и социальные навыки. Иными словами, у них почти нет времени играть.
Исследования, проведенные среди американских детей, показывают, что с 1984 года творческие показатели постоянно снижаются. Особенно это касается творческого мышления, которое определяется в тестах Торренса. Психолог Марк Рунко (Marc Runco) из университета Джорджии утверждает, что этот показатель говорит о будущем человека больше, чем IQ-тест, оценки в школе или отзывы одноклассников.
Творчеству обучить невозможно. Можно только создать условия для его развития. У детей творчество развито от природы. Великие изобретатели и гении – это те, кому удалось сохранить в себе эту детскую способность во взрослом возрасте. Эйнштейн, ненавидевший школу, называл свои достижения в теоретической физике и математике комбинаторной игрой. Множество исследований подтверждает, что люди проявляют творчество, когда поглощены духом игры, когда относятся к задаче как к забаве.
Психолог Тереза Амабайл (Teresa Amabile), профессор Гарвардской школы бизнеса, в своей книге “Творчество в контексте” (1996) пишет, что попытка повысить творческий потенциал с помощью системы поощрений или соревнования имеет обратный эффект. Это было подтверждено целым рядом экспериментов. Сложно проявлять творчество, когда постоянно переживаешь из-за мнения других. В школе действия детей постоянно оцениваются, поэтому это место абсолютно не подходит для развития творчества.
Умение хорошо ладить с другими людьми – важнейший навык, необходимый для счастливой жизни. Большая часть игр имеет социальную природу. Они являются эффективным инструментом обучения, потому что дети играют в них по собственному желанию.
Если ребенку что-то не нравится, он может уйти. Но если он хочет играть с другими, придется вести активные переговоры, искать компромисс и идти на уступки. Дети, играя в дочки-матери, тратят гораздо больше времени на распределение ролей, чем на саму игру, решая, кто будет мамой, кто – папой, а кто – ребенком.
Чтобы получать удовольствие от социальной игры, надо быть достаточно напористым, но при этом не деспотичным. Золотое правило социальных игр: поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой. Хотя на самом деле все несколько сложнее: поступай с другими так, как они хотели бы, чтобы с ними поступали. Для этого надо встать на позицию другого человека, заглянуть ему в душу. Такие принципы действуют и в жизни. В социальных играх дети учатся этим навыкам.
Кроме того, социальные игры учат, как справляться с сильными негативными эмоциями, такими как страх и злость. Специалисты-зоологи утверждают, что одна из главных целей игры у животных – научить молодых особей справляться, как эмоционально, так и физически, с чрезвычайными ситуациями. Многие животные в юном возрасте намеренно постоянно загоняют себя в довольно опасные ситуации во время игры. Они бегают по обрывам, свисают с веток высоких деревьев.
Дети делают примерно то же самое, приводя в ужас родителей. В игре может охватить и чувство злобы, если кто-то толкнет ребенка или обзовет его. Но дети, которые хотят продолжать играть, знают, что злость надо контролировать. Истерики иногда работают с родителями, но не с товарищами по игре.
В школе за детей все решают взрослые. В играх дети сами принимают решения и справляются со своими проблемами. В мире взрослых дети – слабые и уязвимые. В игре они – сильные и независимые. Играя, ребенок учится быть взрослым, ответственным, контролировать свое поведение.
Ограничивая детей в играх, мы мешаем им подготовиться ко взрослой жизни. Результаты могут быть весьма печальные – чувство зависимости и подавленности, тревожность, депрессия, нарциссизм и утрата творческих способностей.
Перевод: Елена Щурhttp://www.pravmir.ru/diagnoz-ostraya-igrovaya-nedostatochnost/