Интервью с мужчиной

Настоящий мужчина слов на ветер не бросает.
— Тема нашего разговора — что такое настоящий мужчина. Слово «мужественность» не дает ответа на этот вопрос. Ведь женщины тоже бывают мужественные, и это тоже хорошо. Чем, на ваш взгляд, настоящий мужчина отличается от настоящей женщины?
— Каким должен быть настоящий мужчина? Я думаю, главное качество мужчины – ответственность. В принципе, ответственность должна быть у всех — и у мужчин, и у женщин. Но мужчина должен быть более ответственным, потому что он защитник, он добытчик. И если он с этой ответственностью не справится, всей семье будет очень плохо.
Мужчина должен быть сильным и душой и телом; решительным; добрым — чтобы был не воин-грабитель, а воин-защитник, чтобы всегда мог защитить своих родных, близких, землю свою от всего и от всех. Естественно, он должен быть более выдержанным. Все женщины немножко взбалмошны.
А женщина — это хранительница домашнего очага, она ласковее с детьми. Мужчина может воспитывать детей по-своему. Он хочет видеть в своих детях подобное себе: чтобы они были смелые, решительные, справедливые, ну и, естественно, добрые.
— Вы говорите о защите. Я знаю, что вы из рода донских казаков, и понятно, что для казаков защита страны, война была одной из главных, если не главной задач в обществе. А в современном мире, современной жизни, в чем выражается защита как роль мужчины?
— Давно сказано: «если не будешь кормить свою армию — будешь кормить чужую». В современном мире то же. Сейчас идет большая миграция, различные этнические группировки слишком между собой ругаются. Европу заполонили люди из Африки и с Востока. То же самое и в России, и на Украине. Я не против, например, мусульман или буддистов. Я против того, что люди, приезжая сюда, начинают диктовать свои условия. Мы, православные христиане, всегда были добрые в сущности, не лезли особо никуда. А вот я вижу последнее время, что нашу доброту используют во зло.
Поэтому я бы лично хотел, чтобы мои дети могли защитить себя. Испокон веков так велось — на нас нападали не орда, так турки, не турки — так немцы, не немцы — так литовцы, и всегда приходилось нам защищаться, мы не были агрессорами.
Но мы всегда владели и сейчас мы должны владеть необходимыми качествами, чтобы отстоять и защитить себя, свою территорию, свою веру, своих близких, родителей, и всех-всех-всех наших окружающих. Я за то, чтобы наши дети были подражанием наших отцов, дедов: — сколько бы к нам ни лезли — все всегда получали отпор.
— Среди части мужчин (городских особенно) популярна идея о том, что если ты высокодуховный, то тебе даже и не нужно воинствовать на физическом уровне; тебе главное побеждать всё любовью, молиться. И ты не обязан лезть ни в какие столкновения — это дело других людей. Что вы об этом думаете?
— Если всё спихнуть на других людей, то понятно, что из этого ничего не получится. Было время, когда и монахи, иноки шли в бой. Те же Ослябя и Пересвет. Они брали в руки оружие — вилы, косы, мечи — и защищали свои обители, Русь защищали.
Если надеяться, что кто-то поможет — это не правильно. Надо готовиться к тому, чтобы ты сам мог дать отпор, постоять за себя и своих близких, и за всех.
— Вы сказали, что хорошо бы было, если дети были похожи на наших отцов. Я вижу в вас пример настоящего мужчины. Расскажите о своем отце: что вас сделало таким, чему вы научились у него, что вы увидели в нем, в его жизни, что помогло вам обрести такие взгляды на вещи?
— Конечно, об отце у меня хорошие воспоминания. Отца давно уже нет, он 1925-го года рождения. Я помню, когда был ребенком, и когда были какие-то семейные мероприятия, когда к нам собирались гости, родственники приходили, отец особо не любил рассказывать о своих подвигах на войне. Его, наверное, щемило всю жизнь, потому что, я думаю, убивать тоже нелегко.
В селе, где он жил (в Харьковской области, Первомайский район), стояла эсэсовская дивизия. И в их доме стояли немцы. Немцы выгнали всех на сеновал, а сами расположились в доме. Моему отцу было семнадцать лет, когда в тех краях убили немецкого генерала — кто-то из селян из ружья застрелил его. Ну и начали зверствовать еще больше. Они и так там такие зверства творили, что не дай Бог. Бабушка рассказывала, что и детей из колыбели поднимали, на штыки нанизывали.
И однажды немец-офицер спьяну назвал моего отца и брата партизанами (им было 17 и 16 лет), поставил на колени и сделал пять выстрелов в упор. Но ни разу не попал, настолько был пьян. А моя бабушка (их мать) ноги ему целовала, и кричала: «Это не партизаны — это мои дети!» Не то, что он не хотел попасть — просто не судьба. Потом — клац-клац — уже патронов нет, — развернулся и ушел.
А затем немецкий комендант заставил отца и его брата что-то делать, а они не сделали, и он их выпорол. Привязали к каким-то пенькам, и у отца и дядьки моего на всю жизнь на спине шрамы от розг этих остались. Естественно, оружие в то время везде валялось, бои шли. Отец с братом этого коменданта подкараулили, отец бросил гранату ему на двуколку. Лошадь дальше побежала, а он подлетел вверх на несколько метров. Естественно, убили они его. Смерть неминуема была, поэтому, хотя комендант у них забрал сапоги, они с братом хода дали до линии фронта — аж за Воронеж. Была лютая зима, и они больше 400 километров прошли без обуви по оккупированной территории.
В общем, добрались они до наших, линию фронта пересекли. Отца и его брата Федора взяли в учебку. И они уже с 1943 года были на фронте. Отец сначала был сапером, а затем, после ранения — в резервно-штурмовой бригаде.
В детстве какая гордость: когда все выходили на парад 9 мая. Для отца это вообще был святой праздник, всегда свои медали начистит… У него только шесть медалей было за взятие городов: Вены, Будапешта, Бухареста, Белграда, Праги… Две медали «За отвагу» и два ордена у него было. Я говорю: «Вовка, что там твой дед воевал! У него там две медали какие-то. А у отца вот сколько!» Я помню один раз даже надел костюм отца с медалями (лет пять мне было), побежал в сад и растерял несколько медалей. Потом их искали.
И дедом своим я тоже горжусь. Дед не мирился с коммунистическим режимом. Отца его, генерала казачьих войск царской армии, расстреляли, восемь братьев деда сидели в лагерях. Две сестры еще было — они не сидели. А дед мой стал сапожником, но в колхоз не пошел.
Со слов тех, кто остался жив после войны, звали моего деда Ивашка по-простому. Придут, заберут человек десять (дед очень здоровый был физически), в каком-то подвале держат. Бьют, бьют деда, чтобы шел в колхоз — не идет дед в колхоз. Волынил, одним словом, от той власти. Не пошел он туда работать, сапожничал потихонечку. Ну жить-то надо было как-то — семья своя и т.д. А затем, когда пришла Великая Отечественная война, дед себя проявил. Сын генерала царской армии не мог себя не проявить. Он кавалер ордена Славы трех степеней. 6 мая 1945г дед погиб близ города Гердауен в Восточной Пруссии.
— Вы с родителями жили в деревне?
— В селе. Деревня отличается от села тем, что есть церковь. Работы было много, работа была адская. Отец считался специалистом, был мастером на все руки и его постоянно просили что-то сделать. Вообще-то он работал строителем, но от природы был настолько талантливым человеком, что с самого детства делал скрипки, гитары, домбры.
Нам, детям, к 9 мая поручили сделать подарок директору школы, к тому времени уже вышедшему на пенсию, — Ивану Дмитриевичу, Герою Советского Союза, танкисту, полковнику в отставке. Я пришел и сказал: «Пап, мне поручили Ивану Дмитриевичу делать подарок». Он сказал: «Я его так сильно уважаю. Ладно, сынок, я сделаю ему что-нибудь интересное!» Взял липовый чурбак и за две-три ночи сделал копию танка Т-34. Вырезал настолько все идеально — поставил колесики, гусеницы резиновые, они при помощи батарейки двигались вперед-назад. Танк покрасил, звездочек нарисовал. Директор, когда я ему танк преподнес, даже заплакал.
— Нас читают ребята, у многих из которых либо вообще нет отца, либо отец пьющий, попробуйте передать ситуацию в вашей семье, как отец вел себя с матерью, потому что ваши представления о семье формировались именно из этого. Как он вел себя с вами? Жесткое или не жесткое было воспитание?
— Отец был добрейший человек. К матери он относился как к любимому человеку, идиллия была у них. Дай Бог каждому так прожить. Никогда он на мать плохого слова не сказал и не повысил голос. А с нами, детьми, он прилагал максимум доброты в воспитании, но всегда поучал: «За работу, которую ты не можешь хорошо сделать, вообще не берись. Сделай работу так, чтобы тебе самому не было за нее стыдно, и никому за тебя не было стыдно из твоих близких».
В отношении физической культуры отец так поучал меня: «Если бы мы с братом не занимались спортом в детстве — на спор зимой босиком по снегу до станции 7 километров и обратно — если бы мы не были такие крепкие, мы бы не выжили, ни когда мы шли до Воронежа, ни когда на Сиваше стояли трое суток в болоте и корочка льда уже была по утрам».
Отец часто говорил: «Всегда старайся быть сильным и духом и телом, занимайся спортом, потому что ты должен всегда себя защитить». Так вроде бы жестковато относился в этом отношении. Если я что-то взялся делать и поранился, то не было у него такого: «Ой-ой-ой, бедный мой мальчик несчастный, сейчас я тебя буду жалеть». А наоборот: «Ну что ж ты так неаккуратно… Надо быть более аккуратным и нужно подходить ко всему правильно». И сам по отношению к себе поступал так же. Косит косой, поранится — зальет зеленкой, забинтует и говорит: «Ничего, ничего, до свадьбы заживет». Или: «Кровь, которая сходит, — это лишняя твоя кровь». Тогда слезы уже не проливаешь, потому что отец заручился, что до свадьбы все заживет и ничего страшного в этом нет.
Мне не было еще семнадцати лет, когда отца не стало. Если бы отец остался жить подолее, он бы меня еще научил многому. Не хватало отца — его жесткости, справедливости. Он всегда был прав — был очень умный, но никогда не спорил ни с кем. Он сказал — черное, значит черное. И все окружающие знали, что это действительно так. Слов на ветер не бросал.
— Он когда-нибудь горячился, гневался?
— Отец никогда не горячился. У него была настолько большая выдержка, что можно позавидовать. Он только может зубы стиснуть — и все. Даже когда он получал серьезные травмы, мастеря на пилораме, на токарном станке — пальцы обрезал бывало — он зубы стиснет и старается виду не подать, что больно, хотя понятно, какая это боль.
— Палец отрезал?
— У него не было пяти пальцев. Он один раз обрезал сразу два пальца, а так все время по одному обрезал.
— Как можно говорить детям — «не можешь — не берись», если ребенок учится, он поначалу ничего не умеет?
— Отец имел в виду, что если взялся за какое-то дело, то должен его сделать и сделать правильно. Довести до конца.
— А как с алкоголем у него было?
— У него всегда был мини-бар и он делал разные наливки, настойки, а сам пил очень редко, по праздникам, когда собираются, грамм сто, двести — максимум. Или, например, грамм пятьдесят за ужин. Хотя он сам по себе здоровый был физически, он мог бы выпить немало. Я его пьяным никогда в жизни не видел. Про алкоголь он говорил так: «Пьяница — это что-то ненормальное. Пьяница — человек потерянный». «Кто допился до свинского состояния — не может себя вести ни в обществе, ни в семье».
— А как он отдыхал? Был вообще у него отдых или нет?
— Нет. У него отдых был всего несколько раз в жизни, он ездил в санатории. У него с войны язва, поэтому выдавали путевки в санаторий. Вот это был отдых. Приедет после санатория, у него столько восторга, столько рассказов… А как пахали всю жизнь, так и пропахали. Он говорил: «Пойду на пенсию — будем с тобой ездить на рыбалку, будем ездить всей семьей на природу. Он природу любил, но ему некогда было с ней соприкасаться. Потому что с пяти утра подъем и в десять вечера или в одиннадцать— отбой. И так изо дня в день, изо дня в день. Сложная жизнь, тяжелая была. Пришли с работы, а там снова работа, потому что то сено корове, а там хозяйство, огороды и так далее… А в субботу-воскресенье — опять домашняя работа или по людям. Отдыхать в то время было некогда.
— У людей, которые нарасхват, всегда есть выбор — сделать что-нибудь для людей посторонних либо для своей семьи. Как ваш отец поступал в случае такого выбора?
— Отец никогда не мог отказать. Помню, на семейном совете, за завтраком, или ужином, или обедом, мамка говорит: «Вань, ну не иди туда, ну отдохни». А он тогда был болен. Но он говорит: «Ну что ты, как я могу отказать? Просят люди, ну кто им еще сделает?» Он мог сделать много. Архитектуру дома, от фундамента до крыши полностью мог дом сделать — мастер был. Он просто не мог отказать людям. Такая натура у него была. Поэтому я даже считаю, что он людям больше уделял внимания, нежели себе. И люди постоянно просили. Сегодня просит один, завтра просит другой. Они же не знают, что человек выбивается из сил, с ног падает. Но отец шел и помогал.
— Вы сказали в начале нашего разговора, что мужчина должен быть лидером в семье. Сложно в наше время быть лидером не только потому, что мужчина не имеет таких качеств в себе, а потому что и женщина очень серьезно бьется за то, чтобы быть лидером. На примере вашего отца можете показать, на чем, за счет чего держалось его лидерство? Современные люди, не имеющие примера, думают, что надо там кулаком по столу постучать, еще как-то пристукнуть жене, если она зарывается, в общем, не знают они, как стать лидером.
— Прежде всего — был большой ум у него. Он был настолько начитанным человеком, не смотря на то, что он постоянно работал, что мог обо всем верно судить. То есть он никогда не был треплом, он никогда не был крикуном. Я повторюсь — если отец подумает, скажет, то это всегда именно так оно и есть. Поэтому, естественно, мать, хотя она тоже очень умная женщина, видя преимущества отца, никогда не пыталась себя превознести, поумничать. Такие мужчины, как мой отец — они лидеры по определению.
При этом он никогда не рвался к власти. Его постоянно выбирали в депутаты районного совета, сельского совета, но он всегда от этого отнекивался — говорил: «Мне и так некогда. А там надо сидеть и морочить всем голову». Его сколько раз ставили прорабом, он поработает-поработает и говорит: «Ну не могу я, ну они ж мои односельчане, ровесники и так далее, кто-то напьется, что-то неправильно сделает, а мне надо над ним командовать». Он не любил власть. Но всегда с ним считались, потому что он был человек большого ума. В этом заключалось его лидерство. И не только мать против него не могла сказать, потому что глупость он сказать не мог. Но был у них всегда семейный совет: что сделать или что купить, какой-то объем работ наметить, стоит ли купить на то время какой-то дефицит — телевизор или ковер с тех копеек. Всегда был совет, всегда отец подытожит к концу — нужно или не нужно.
— Никогда не возникали споры на семейном совете?
— Никаких споров не было. Это сейчас споры в молодых (и не только) семьях. Кто-то хочет на себя одеяло тянуть. Нет, такого не было. Я считаю, что у моих родителей была полная идиллия. Из окружающих, из соседей, никто никогда не сказал на отца типа такого, что «Иван — дурак!», что-то он сделал неправильно. Мой отец и моя мама были очень уважаемые люди. Пусть в селе, небольшом кругу, но очень уважаемые. Я этим горд, потому что моих родителей нет давно, но кто вспомнит, тот вспомнит только добрым словом.
— Глядя на окружающих, понять это сложно. Видимо, дело не только в том, что отец был таким человеком, но и мама ваша была хорошая. Совпали два таких человека, что и не было таких стычек.
— Мама была тоже очень добрая по натуре. Идет она по какому-нибудь делу, или на велосипеде везет мешок буряков, а ее кто-то остановит и начинает ей что-то рассказывать. По большому счету я знаю, что человек этот не очень умный, что-то мелет ненужное, а мамка его обязательно выслушает. Стоит и слушает. Я помню, сестра моя старшая, они уже тогда в Москве жили, приедет и говорит, когда увидит: «Мам, ну что ты стоишь там возле него полчаса?» А мама говорит: «Ну как же? Надо же человека выслушать, а то ему будет обидно». Мамка моя была очень умная во всех отношениях. Пусть она не особо в политике разбиралась, или еще в каких-то делах, но в делах житейских, семейных, она была идеальная женщина. Вот поэтому у них такой идеал и был.
— А у вас с женой также характеры совпали, или приходится как-то бороться за лидерство?
— С Маргаритой я не борюсь за лидерство, я понимаю, что борьба — это себе хуже. Мы совпали в том отношении, что она глупости не несет, и я старюсь не делать этого. Она тоже по-своему лидер. Она не всегда признает каких-то своих ошибок мелких; крупных у нее нет. У нас в этом отношении все нормально. Я и так знаю, что я добытчик, лидер и так далее и не надо это подчеркивать, дабы кого не обидеть. Хотя она не обидится.
Мы просто понимаем, что мы должны сейчас делать вместе, сообща, то мы и делаем. Я понимаю, что если я должен ей чем-то помочь, вплоть до того, чтобы картошки начистить, если она не успевает, то вопросов нет.
— Она детство тоже в селе провела?
— Нет, она детство провела в районном центре, в Ровенской области. Детство у нее было обеспеченное по-своему, юность, когда произошел развал Союза, она уже училась, выживала, как могла. Она рассказывала, как ходила грибы и ягоды собирала по лесу, чтобы продать на рынке и заработать на какой-нибудь платочек, чулочки-носочки и так далее… То есть цену хлеба она знает. И всему цену. Нет такого расточительства. В этом отношении мы друг друга понимаем.
— Сейчас вам сколько лет?
— Сорок пять.
— В сорок пять лет человек уже полностью сформировался, навыки различные выработал, умение разрешать различные ситуации. Вы помните, как происходило становление всех этих навыков, навыков принимать решения? Может, вы вынесли из родительской семьи какое-то инстинктивное понимание, как надо, или раздумывали на основе какой-то системы ценностей? Или может быть какие-то религиозные взгляды помогали?
— В молодости религиозных взглядов не было еще. Я около тридцати лет начал ездить по монастырям и как-то немножечко я углубился в веру, понял, что нам без веры в принципе и жизни нет. Решения мои и поступки приходили без особых раздумываний. Сами по себе в тот момент, когда нужно было принять решение. Понятно, что, может быть, много поступков было совершено неправильных. В целом я старался всегда заработать каких-то денег, чтобы обеспечить себя, своих близких, чтобы я не сидел ни у кого на шее, это был мой первый критерий. Всегда принимал решения сам. Никто мне не советовал, никто мне не подсказывал. Правильные они были или неправильные, это уже вопрос второстепенный. Было немало и дров наломано по всяким позициям в жизни, но что было, то было.
— В армии вы служили?
— Да.
— Там была дедовщина?
— Была и очень жесткая. Еще и землячество присутствовало.
— Насколько жесткая была дедовщина? Как вы ее восприняли и как в ней выживали?
— Избиения были очень жестокие. Пришлось выживать при помощи кулаков.
— Всегда есть выбор — подчиниться, взять тряпку и идти мыть туалеты, или драться. Конкретные ситуации можете рассказать?
— Я не хочу сказать, что не приходилось браться за тряпку. Где велит устав и совесть — там я подчинюсь. Но если я чувствовал, что это просто «по беспределу», там не подчинялся, потому что мое чувство достоинства не позволило мне подчиниться, и приходилось драться. Драться приходилось жестоко, вплоть до ножа и лопаты. Мне всегда везло, что выходил победителем из драки. Даже когда дрался один с четырьмя здоровыми хлопцами-дедами, так их отколошматил, что трое из них на больничку попали. В этом отношении просто такое везение. А затем оно все пошло само собой. Не стали так надо мной издеваться, как над многими. Потому что некоторых ребят из петли доставали, и хотели стреляться и так далее.
— А землячества чьи были?
— А землячества у нас были: с Кавказа — чеченцы, сильные ребята грузины, абхазцы. Были и со Средней Азии, но они были на третьем плане. И очень сильные ребята были из Полтавы. Сильные в том плане, что у них был сильным командный состав, и они были сами по себе здоровые ребята физически, все спортсмены. Их было человек шесть-семь, и они были все мастера и кандидаты в мастера спорта по вольной борьбе, дзюдоисты, боксер. Такие ребята, которые могли не только дать отпор кому угодно, но и построить кого угодно. Когда у меня с грузинами стычка была, я их так сильно побил, могли меня даже посадить как минимум в дисбат, а то и хуже, они меня поддержали, отстояли, именно полтавчане.
— Допустим, ты себя отстоял, а рядом кого-то унижают. Как при этом себя чувствовать спокойно?
— Так повелось, что дедовщина и землячество нормальных пацанов старались поддержать. Нормальных в том отношении, если чувствовали в нем настоящего человека, мужчину. Я старался человека поддержать до тех пор, когда он расправлялся во всем и становился настоящим хлопцем или, или наоборот, он подвел тебя. Ты его поддерживаешь, а он начинает дрейфить.
Лично я там выжил и выжил достойно, поэтому я считаю, любой мог выжить.
— На счет любого не соглашусь, потому что главное — это чувство внутреннего достоинства. Когда у человека есть достоинство, он знает, что теряет. А когда у человека его нет, чего ему терять? Нет такого, чтобы ради этого отдать свою жизнь.
— В такой жестокой ситуации, если ты себя не отстоишь, то потеряешь в принципе все. И будут издеваться над тобой на протяжении всего срока службы. Независимо, будешь ты дедом или дембелем. Поэтому там совсем надо быть глупым, чтобы себя опустить, не отстоять себя.
— У вас три сына. Сколько сейчас вашим сыновьям лет?
— Старшему восемнадцать, среднему двенадцать, младшему три месяца.
— Когда первого воспитывали, все было ясно и понятно — как обращаться с ним, или были какие-то вопросы, сложности, пришлось над чем-то подумать?
— Старший сын был лидер, начиная с детского садика. Мне всегда было с ним легко. Единственное, я хотел, чтобы он спортом занимался, а он хотел отволынить. Мне приходилось его заставлять. Рассказывать: «Сын, это нужно каждому настоящему мужчине. Ты будешь здоров, сможешь отстоять свое достоинство и своей семьи и своего рода и так далее. Вплоть до того, что достоинство страны, где ты живешь». А он понимал: если папа говорит, то это правильно во всех отношениях, прислушивался.
И везде он был в числе первых. Начиная с детского садика — заводишь его в детский сад — выскакивают мальчишки-девчонки: «О, Сашка пришел!» — и все рады были. А при встрече других детей такого не было: пришел да и пришел. В гимназию пошел — тоже был лидером в классе.
Затем я перевел его в другую школу из гимназии. Потому что в гимназии он не мог заниматься спортом. У них был театральный урок — кривляться нужно было целый час, а заниматься спортом некогда. Тогда я забрал его оттуда, отдал в обычную школу. Там он учился года три, сначала учился на отлично, затем смотрю — начал съезжать. Надо отдавать снова в ту гимназию, потому что она сильная. Когда он пришел в гимназию снова, то был на голову выше всех и с розовыми щечками. Потому что он занимался спортом, у него был более нормальный режим. А в гимназии не было столовой. В буфете сухариками всякими, чипсами и так далее перекусывали ну, понятно, здоровье свое они теряли.
— Вы его заставляли спортом заниматься или убеждали?
— И убеждал, и заставлял. Я говорил, что это надо, сын. И спрашивал, почему ты не пошел, к примеру, сегодня на тренировку? Ты должен был пойти. Два случая было, он шел с тренировки, на него напали хлопцы, босота, которая на пять-шесть лет старше его: — «Дай закурить!» — «Я не курю!» Кто-то насел, кто-то толкнул, и очень жестко избили. Ему было лет двенадцать, а его так избили, что снег был окроплен его кровью. После того он начал заниматься спортом без напоминаний. Я сказал ему: «Вот видишь, сын, на примере — вот если бы ты быстро бегал, то убежал бы».
— Вы сказали, что сын был с детского сада лидером. А вот нас потом будет читать какой-нибудь молодой человек и скажет: «Здорово! А как? За счет чего? Я тоже хочу!» Почему он был лидером даже с детского сада?
— Может быть, умел себя вести с друзьями. И еще он мог отстоять себя всегда и защитить своих друзей. Независимо от того, нападут старшие или ровесники. До последнего боролся. Наверное, это видели его друзья, начиная с сада и заканчивая школой, и наверное поэтому относились с уважением все. Хотя были такие ситуации — он защитил друга, а друг убежал. В результате Сашка получил, но в дальнейшем его не перестали уважать, хоть он и получил.
А со времен школы он умел выслушать, а потом внести свое последнее слово. Один раз, я помню, пришли какие-то ребята к нему. Звонок в квартиру, я открываю двери. Стоят трое здоровеньких хлопцев, видно, постарше его: «А Сашу можно?» Они вышли за подъезд. А мне интересно было, что там за разборки. Я мусорный пакет взял, тоже вышел и слушаю, о чем разговор. Они там говорят: «Хлопец какой-то запорол бочину…» И они хотят спросить у Сашки, можно ли его побить. Ну, мне стало приятно, если они спрашивают у моего сына, хотя он младше их года на три-четыре. А Сашка выслушал их и говорит: «Я разберусь и приму решение». А они про того хлопца: «Он там такой, сякой»… А Сашка сказал: «Я сказал — не трогать!» Мне, честно говоря, стало приятно за ребенка.
— Сколько ему было лет?
— Лет четырнадцать. Он уже серьезно занимался боксом.
Он всегда умел выслушать и не внести какого-то глупого предложения. Он всегда противник был того, чтобы побить кого-то. Но за себя мог постоять. Вот за эти качества его друзья его уважают. Поэтому за старшего я спокоен. Даже если в армии будет самая сильная дедовщина, он выживет и все равно будет лидером, потому что он умный хлопец и сильный.
— Он до сих пор занимается спортом? Чего он достиг?
— Самое больше его достижение: он выиграл чемпионат Европы по боевому самбо. А так он постоянно областные соревнования выигрывал, Украины, и по боксу, и по боевому самбо.
— Вот я так понял, что со вторым сыном у вас не все так легко.
— Да, второй по характеру немножко другой. Более взбалмошный. В последнее время начинает выравниваться. Начинают проявляться такие качества: не надо брать наскоком. А надо брать словом и делом. Последнее время он меня все больше и больше радует.
Единственное, что, как и у первого, лень к спорту. Не могу я его приучить, чтобы ходил на тренировки без папиного вмешательства или брата.
— Я видел вашего сына. Мне очень понравилось то, что он сказал, что его уже четыре раза здесь, в магазинах Западной Украины, просили говорить на украинском, а он сказал: «На каком хочу, на том и буду говорить».
— Возможно, он не очень хорошо украинский язык знает. А может, он такой принципиальный парень. Он никогда не будет подвластен кому-то. Если считает так, значит, считает так. Он говорит: «А что, если я буду говорить на русском, они меня не поймут? — Поймут. Тогда почему я должен говорить на украинском? Русский язык мне родной, он мне ближе».
— Вот вы перечислили некоторые качества своих сыновей и своего отца и свои. Мне кажется, что есть какие-то внутренние секреты стержня мужского.
— Основой стержня прежде всего служит воспитание. Вот, я смотрю, последнее время наших детей или неправильно воспитывают или вообще не воспитывают. Не закладывают духа нашего славянского патриотизма. Молчат о том, что мы — нация победителей. Мы — белорусы, русские или украинцы. Мы все от одной матери вышли. Мы выиграли всё! Мы даже мир спасли. Не хотят этого детям привить, поэтому сейчас многие дети не знают, что мы сделали во время Второй Мировой войны. Не рассказывают ребенку, каким он должен быть, что он должен делать. Вот дети и растут сами по себе.
Иногда такие вещи можно услышать на Украине, что неприятно их и слушать. Типа: «Уж лучше бы мы под немцами жили — немцы живут хорошо» или местный национализм развивают— украинцы против россиян: «Эти кляти москали». Хотя я не слышал, чтобы русские пренебрежительно к украинцам относились.
Все от человека зависит. Если ты все сделал нормально, то никто тебе не сделает плохо. Без разницы, кто ты — украинец, узбек или еще кто-то. А если что-то неправильно сделал, то везде к тебе будет такое отношение.
Не прививают нашим детям должное. Телевидение и пресса не отражают того, что окружает нас достойного, красивого, не особо хотят к этому привить наших детей. Вот они и растут, завидуя каким-то там американцам или европейцам. Хотя по сути, мы не хотим как там жить, хотели бы — жили.
— То есть помимо общей человеческой совести, некой дополнительной силой для мужчины является чувство своего народа, своей Родины, патриотизм, ответственность в том числе и за свою страну.
— Конечно, а как иначе? Без веры, без любви к Родине, без патриотизма что это за человек? Это ничто. Какие цели в жизни преследуют этого человека? Жить, чтобы жить? Богатеть? Ради чего? Конечно, я считаю, что каждый человек должен защищать свою Родину, своих предков, поэтому любить и уважать окружающее. То, что дала тебе жизнь, здоровье, ум и все.
— Вы сказали, что богатеть — цель дурная. Но сами вы бизнесмен. У вас, наверное, сейчас нет наемных работников, вы почти все делаете силами своей семьи. Но все же у вас успешный маленький бизнес. Что вас заставляет трудиться? Какая цель этого предпринимательства?
— Что заставляет? Человек должен заниматься чем-то хотя бы для того, чтобы жить. Поэтому я занимался когда-то более крупным бизнесом, строительством. Строить мне больше нравилось. Я человек по натуре созидатель, не разрушитель. А здесь пришлось заниматься от безысходности этим, потому что наступив в очередной раз на грабли, пережив наш типа «кризис» украинский. На жизнь хватает, на все остальное — нет. Приятно, когда приезжают хорошие люди. Когда люди всем довольны. Самому тогда приятно на душе. Душа порхает. Мне повезло, что приезжают хорошие люди почему-то.
Работать ради богатства — не мой принцип жизни. Мне бы жить, чтобы хватало и чтобы нравилось делать то, что делаю. Чтобы не быть в нищете, чтобы дать детям образование, чтобы поехать отдохнуть куда-то. Хотелось бы съездить в Восточную Сибирь, Западную Европу, или в Африку, посмотреть саванны и джунгли.
А чтобы жировать — не знаю, не мое это все. У меня такого еще и по роду не было. Я вспомню слова моей мамы, моей бабушки: «Лучше я всегда буду давать, чем просить». Есть у нас сегодня что-то — угостит она сегодня тех старушек, напечет пироги — пусть вспомнят о ней добрым словом. Вот и все. Вот и у меня с детства не заложено такое, чтобы за меня кто-то спину гнул, а я на чужом хребте в рай въехал.
С собой не заберешь всего. Такая моя позиция.
© Realisti.ru
Фомичев Александр Иванович
Родился в Харьковской области в 1967 году. Получил два высших образования: экономическое и инженерно-строительное.
До армии некоторое время работал трактористом, после армии работал в охране, затем занимался мелким бизнесом — торговлей. Затем создал свою строительную фирму, строили частные дома. Затем, оставаясь владельцем строительной компании, руководил крупнейшим в Европе рафинадным заводом. В данный момент — владелец лучшей частной гостиницы «Краевид» в Яремче (Карпаты, Украина).


Источник: http://www.realisti.ru/main/man/nastoyashiy_mujchina_slov_na_veter_ne_brosaet.htm#ixzz287EaOymh